Только не - Игорь Толич

Конечно, сон ко мне пришёл спустя несколько долгих обессиленных часов. Возможно, действовали новые таблетки, которые я принимала. А может, моё тело уже было изнурено настолько, что и не засыпало вовсе, а лишь теряло сознание на какое-то время. Снов я не видела. Видела черноту и начисто переставала думать. Впрочем, даже такой отдых действовал благотворно.

Утром я встала отдохнувшей. Повторно созвонилась с ресторанами и уточнила, что основные блюда, десерты и закуски приедут к назначенному времени.

До середины дня я кружила по кухне, готовя традиционные пипаркукас. Эти сладко-пряные печенюшки любят в Латвии и Эстонии, в Финляндии и Скандинавии. Рецепт простой, как всё гениальное. Нужны лишь правильные специи и рождественское настроение: одна палочка корицы, треть от целого мускатного ореха, щепотка сушеного корня имбиря, четыре коробочки кардамона, два соцветия гвоздики, парочка горошин чёрного перца и столько же душистого. Всё это богатство кладут в кофемолку и превращают в тончайшую ароматную пыль, от которой может легко закружиться голова, если вдохнуть невзначай, открывая крышку. Остальные ингредиенты — самые обычные: мука, сливочное масло, яйца, мёд, вода, соль и сода. Конечно, пропорции и соотношение у каждой хозяйки свои. Да и на вид пипаркукас могут быть самыми разными: более тонкие и оттого более хрустящие; пухленькие, больше похожие на пряники; крупные нарядные пипаркукас в толстом слое глазури как настоящие пирожные; или совсем миниатюрные, напоминающие крекеры, только сладкие, с терпким медово-перечным ароматом.

Лично я остановилась на среднем варианте: мои печенья умещались на ладони по две штуки, а поедались почти за один укус, ломались мягко, без сыпучих крошек, и украшала я их белковой помадкой по маминому рецепту для глазировки пасхальных куличей. Застывая, такое покрытие превращалось в нежный бархат. Мои снежинки, человечки и звёзды светились праздничной белизной.

Я расположила их на большом блюде, поставила в середину стола вместе с ведёрком для ирландского пунша. В его состав, конечно, входил добротный односолодовый виски, а также апельсиновый битер, свежевыжатый сок лимона, коричный сироп, грушёвый лимонад, цитрусовые дольки и специи, оставшиеся от печенья. Таким образом, оба блюда составляли гармоничную пару: янтарно-жёлтый напиток и пряная закуска в сахарном наряде.

Себе же для поднятия настроения я плеснула в бокал чистый ирландский напиток, который предпочитала оттенить лишь несколькими кубиками льда.

До прихода гостей оставался час. Я включила музыку.

Вернулся с репетиции Андрис. Пока он переодевался, я налила ему вина, а затем мы вместе распаковывали съестную доставку: сыры, нарезанные тонкими ломтиками и аккуратными ровными кубиками; салаты в маленьких пиалах; несколько видов канапе — овощных, мясных, деликатесных с дарами моря. Из России мама прислала мне несколько баночек красной икры. Никогда бы не подумала, что буду скучать по этому блюду, а сейчас ценила бутерброды с царским лакомством больше, чем устрицы, гребешки и фуа-гра, к которому был неравнодушен Андрис. Для него же я запекла целого гуся. Он до сих пор томился в духовке и должен был стать главным украшением застолья.

К нам пожаловали самые близкие друзья и родственники: мама Андриса — София, его старшие братья — Александр и Роберт, оба с супругами. Пришла Мария с мужем Виктором и бывшие однокурсники Андриса — все музыканты, большинство из которых, давно занимались кто чем. Янис держал сувенирный магазинчик, Леопольд получил дополнительное юридическое образование и открыл небольшую нотариальную контору. Маркус, в прошлом — подающий надежды скрипач, однажды сломал руку и с тех пор перебивался различными заработками. К музыке не возвращался, хотя Андрис уговаривал его подумать о преподавательской стезе.

— Играть и учить кого-то — не одно и то же, — сказал Маркус, хлебнув пунша и отведав моих печений. Однако ни то, ни другое не отвлекло его от мыслей о прошлом. — Можно быть блестящим скрипачом и посредственным педагогом. А можно быть учителем от бога и вырастить целый легион стоящих музыкантов, а самому пиликать постольку-поскольку.

— Да, — согласилась Мария, старавшаяся весь вечер поддержать разговор буквально с каждым гостем. — Но все стремятся попасть в обучение к мастеру высшего пилотажа.

— Это основная ошибка юных талантов, — ответил Маркус с горечью. — Иногда всё дело в гордыне. Сколько бы тебе ни было лет, сколько бы наград ты не получил, какие бы подмостки не покорил, чувствуя поблизости нарастающий молодой талант, неизбежно чувствуешь конкуренцию. И тут вопрос: кто в тебе победит — наставник или именитый музыкант? Я за себя могу ответить, что не сумею не завидовать чужому успеху.

— Чтобы стать наставником, нужно одновременно стать родителем, — сказал Андрис. — А стать родителем, значит, переступить свой эгоизм.

— Как хорошо ты сказал, Андрис, — поддержала мама София.

Она сидела в кресле, укрытая пледом, прямо под ёлкой, и была похожей на старую добрую фею. София плохо видела, зато слышала отменно. И была уверена, чтоб бог сохранил ей слух, чтобы до последнего дня она могла слушать младшего сына, хоть и бывала на его концертах нечасто.

«Я его слышу сердцем», — говаривала она.

Двое других братьев избрали себе иные промыслы. Роберт работал крановщиком, а Александр уехал жить на ферму, где с удовольствием занимался сельским хозяйством. Они оба были полными противоположностями Андриса — немного болезненного и чуть сутулого, невзрачного как нотный лист. Александр и Роберт удались и ростом, и сложением — поджарые, бодрые, с суровыми лицами мужчин из рабочего класса. Они будто бы жалели младшего Андриса, которому уже стукнуло сорок, и никакой жалости он абсолютно не вызывал, являясь самодостаточным и небедным человеком. Однако старшие братья по старой привычке вели себя с ним снисходительно. Андрис не обращал на это внимания, а я злилась. Ибо этим грубым мужланам всегда было далеко до такого утончённого и одухотворённого человека, как мой муж, который словно бы родился по ошибке в этой семье.

— Боишься опростоволоситься — так и скажи, — брякнул Александр Маркусу.

Тот моментально вскипел.

Но Андрис сумел потушить пожар:

— Нужна огромная сила, чтобы признать своё несовершенство. Маркус совершенно верно понимает свою невозможность сейчас делиться мастерством с другими. Но я всё же надеюсь, что однажды ты переосмыслишь и это.

— Всё может быть, — смутился Маркус.

Он налил себе ещё пунша, поухаживал за Софией.

Разговор тем временем перешёл к новой теме. Обсуждались уже более приземлённые вещи: говорили о российском эмбарго, которое больно ударило по экономическому положению многих европейских производителей.

Дабы не участвовать в бесполезном споре, я ненадолго ушла на балкон, чтобы выкурить сигарету.

К сожалению или к счастью, мне нечего было добавить к тем новостям, которые и так все знали из выпусков вестей: ещё год назад